Кисть с каплей красной краски, словно зажженная спичка, медленно, чуть дрожа, приближалась к тёмно-коричневому силуэту, растворявшемуся в ночном пространстве холста, ещё одно еле-заметное движение, даже не движение, а случайное, нервное вздрагивание… и вдруг во мраке полуночного города слабой искрой вспыхнуло крошечное оконце. И постепенно, с нарастающей быстротой, возникший ореол от красного пятнышка начинает неудержимо расширяться, заполняя собой скрытые уголки сознания и сметая всё на своём пути. Казалось, что ещё мгновенье и пламя не на шутку разбушуется…. Миг настал…, а вместе с ним, с полной очевидностью начал проявляться смысл древнегреческого мифа о похитителе огня, именно тот скрытый смысл - за который Боги приковали Прометея цепями к скале. |
«Зажечь коричневое…. Выжать из краски всю полноту её звучания – торопливо проговаривает художник Влад Татаринов – Работа захлестывает… от плотного, земного на перламутр небесного, а затем к внутреннему сиянию скрытого смысла, который стоит перед глазами, а ты не находишь слов и лишь рука, помогая твоей воли, живописует невысказанное…».
Каждый художник базируется на мощном культурологическом фундаменте, в котором заложены, далеко не всем известные, пласты мировой культуры, о которых даже сам художник зачастую забывает. Поэтому всегда интересно задавать, на первый взгляд, невинные, даже банальные вопросы, такие как: какие художники нравятся? какие художественные направления ближе всего? и так далее. Влад оказался не исключением и порядком удивил, когда с восторгом в голосе стал рассказывать об испанце Хоакине Соролья (1863 — 1923), американце Джоне Сингере (1856 – 1925), шведе Андресе Цорне (1860 — 1920).
Все эти художники принадлежали к очень интересному периоду мировой и, прежде всего европейской культуры между 1890 и 1914 годами. Именуемой «Прекрасная эпоха (фр. Belle Epoque) — символ роскошной и безмятежной красивой жизни. Расцвета культуры и науки, когда были созданы величайшие шедевры живописи, научные открытия, когда воплощались в жизнь невиданные достижения науки и техники: самолёты, автомобили и многое, многое другое, в том числе Эйфелева башня и шикарный лайнер «Титаник»…. «Сама формула родилась и укоренилась после Первой мировой войны и по контрасту с её травматическим опытом» (Википедия).
Несомненно, Влад русский художник, но, тем не менее, внимательно всматриваясь в его произведения, начинаешь находить некоторые эссенции, возникшие в те прекрасные времена и которые гармонично входят в творчество художника, видимо, поэтому так много картин с видами Италии, Швейцарии и других стран. На этом фоне ещё проникновенней звучат мотивы родной природы, пронизаной душевной теплотой и искренней любовью. «Русь – вот твоя мощь!» – слышится и видится в каждом живописном мазке, в каждом прикосновении кисти к холсту.
Нельзя не отметить еще одну особенность Татаринова - его восхищение творчеством художника и мыслителя Филонова. «Филонов настаивает в своих «живописных формулах», что, кроме формы и цвета, есть целый мир невидимых явлений, которые не видит «видящий глаз», но постигает «знающий глаз», с его интуицией и знанием… Произведение подлинного искусства неисчерпаемо, как сама жизнь. Нам постепенно открывается смысл произведения, что-то пока остается темным для нас, но есть в нем и моменты не просто непознанные, а принципиально непознаваемые. И в этом не слабость, а сила искусства... Недоступная часть - глубинная основа произведения, его иррациональный фундамент…».
Эти мысли Филонова перекликаются со строчками его друга поэта Велимира Хлебникова, который писал: «Заумный язык - значит находящийся за пределами разума.... То, что в заклинаниях, заговорах заумный язык господствует и вытесняет разумный, доказывает, что у него особая власть над сознанием, особые права на жизнь наряду с разумным».
Погружаясь в мир художника, зритель невольно следует по пути, проложенному автором. Но, проходя по этому зримо-незримому пути, каждая душа находит там нечто своё, испытывает только ей свойственные ощущения, делает свои собственные открытия, о которых художник даже не подозревал. Потому что мир прекрасного открыт для всех, а художник лишь ключник, стоящий у никогда не запираемой калитки искусства, и то, только на тот случай, если кто-то вольно или невольно вдруг затворит её. И… чтобы никто и ничто, даже ураган, не смог её захлопнуть. |
